Мы все манипулируем друг другом. Даже если не замечаем этого. У манипуляции (например, с помощью риторики или психологических финтов) много приёмов. Но самые распространённые - жалоба и хвастовство. Жалуясь, мы просим поделиться сочувствием. Забираем у жалостливого. И присваиваем его. Хвастаясь, мы вынуждаем соглашаться с нами, то есть получаем то же самое, что при жалобе, но почти насильно. Ставим себя символически выше. Поэтому так недолюбливают хвастунов, они воруют наше одобрение, подчас вынужденное, полагаясь на нашу вежливость. И добиваются своего.
Хотя не менее часто жалоба и хвастовство идут подряд, через запятую, как две волны: одна расстегивает пуговицы, вторая раздевает догола.
Примерим на себе. Следите за руками и фиксируйте переходы от жалобы к хвастовству и обратно. Ведь опытный рассказчик – ни кто иной, как манипулятор. Поехали.
Мужчины, конечно, рабы красоты. И уж точно жертвы. (Заметьте, хвастовство и жалоба вместе. Но я не буду подчеркивать все, дабы не испортить впечатление от нарратива). Женщины тоже, но с возрастом это подчас проходит. У мужчин более тяжелый случай. Почему - вроде бы понятно. Но лишний, пусть и экзотический пример не помешает.
Полтора года назад мне срочно надо было поменять машину. За две недели до свадьбы сына, который жил на расстоянии Сочи от Ленинграда, у моей машины полетело сцепление. Не совсем, а стало проскальзывать. Slipping transmission. Правильнее было бы взять машину в рент, а не пороть горячку. Но я такой пионер - всем ребятам пример, не откладываю ничего на завтра и поэтому решил купить до отъезда.
Я не буду долго объяснять, какие мотивы были преобладающими, не об этом речь. В любом случае я совершенно не собирался покупать спорткар: у меня же нет кризиса среднего возраста (это я так думал: зафиксируйте жалобу, скрытую под стеснительную насмешку над собой), и хотел что-нибудь наподобие того, что у меня было: MazdaMillennia.
Однако судьба, как говорили в коварном Риме, желающих ведет, нежелающих тащит. И затащила она меня в соседний штат, дабы я увидел это чудо рук человеческих. ChryslerCrossfire. Я таких машин не видел, маленькая сероокая красавица с крутыми бедрами-арками на огромных колесах. Очень редкая (rare) даже на американских широтах, а вид, как будто вчера с конвейера съехала (хвастовство, спрятанное за объективность и образность речи).
Для отмазки у меня была с собой жена, я ее спросил: одно твое слово - поворачиваемся и едем домой? Нравится? Нравится, отвечает моя разумная жена, и мы ее купили. Попасть в сети обаяния этой машинки было нетрудно: на первой же заправке ко мне подошел американец и спросил: что это у вас за машина, никогда не видел? Я рассказал. "Красава" (Nice car) – покачал он одобрительно головой и пошел заправлять свой огромный пикап "Шевроле".
Потом ко мне будут подходить через день, и каждый второй провожать взглядом: полицейские, случайные прохожие, водители. При протестантской сдержанности американцев - это не вполне привычное поведение. Тем более что по мере того, как я стал открывать оборотные свойства этой красоты, все эти восторги начали меня порядком раздражать (начало предложение откровенное хвастовство, в конце намеренно перепутанное с жалобой).
Но я хочу сказать еще вот о чем, я же о красоте. Еще одна мысль, которая мелькнула у меня в голове, когда я только увидел эту машинку: вот теперь никто сразу не догадается, что в этой стране я самый последний с краю, русский интеллектуал с никому ненужными способностями (если они есть) что-то там формулировать на варварской фене. Зато теперь меня будут принимать за другого и почти своего: за состоятельного идиота с претензиями на оригинальность.
Понятно, что мысль эта, весьма огорчительная для любого самолюбия, только вильнула цветастым хвостом, вместе с ней - как бесплатное приложение - полагалась картинка: я на этой красавице где-то в районе Малой Охты еду похвастаться ею друзьям. Вот это и есть настоящая цена красоты: дешевые понты, а что может быть постыднее гордости за вещь, купленную за деньги? (Что это было - понятно, а теперь - переход).
Но уже давно пора рассматривать подкладку. Мой дилер (продавец, по-русски) оказался профессиональным мошенником. Не в переносном смысле: ну, там обманщик, фармазон и крепко на руку не чист. Это был профессионал. Молодой, обаятельный парень с французским именем Филипп Лагранж. Способный молодой человек и замечательный психолог. Он нас понял, лучше нас самих, он, наверное, увидел меня в Кроссфаере на Приморском шоссе, и использовал это по полной.
Нет, машина была не краденой. Такое тоже бывает, но не в нашем случае. Но он впарил нам машину, которая была совсем не нужна. Совсем, совсем не то, что надо для нормальной жизни в большом городе. Плюс он всучил нам дорогостоящую страховку, которой не существовало в природе. То есть за страховку мы заплатили, но страховки как таковой у нас не оказалось. Он продал нам машину с неисправностями и пообещал, что пришлет завтра же все те детали, которые надо было заменить, но он просто не успел: не прислал ни завтра, ни послезавтра, ни через год. А через пять дней просто перестал отвечать по телефону.
При этом покупка машины происходила не в чистом поле, а в автомобильном салоне, в присутствии и с участием, по крайней мере, человек пяти. И дело не только в том, что он нагрел нас, по меньшей мере, тысячи на две-две с половиной. А то, как он это сделал искусно. Артистично. Незаметно. То есть вел себя с той продуманной психологической деликатностью, которая и есть талант: ни на чем не настаивал, а заставлял нас самим ползти в ловушку, им подстроенную.
Я даже сейчас не шибко сержусь на него, только на себя, хотя и пытался потом найти его, и через полицию, и через адвоката, хотел обратиться в так называемый Малый суд, но по разным причинам не обратился.
Но давайте перейдем ко второй части. Не поддайся я на очарование форм, ездить бы мне на мягкой тойоте, которую местные селадоны так и зовут "девушкой".
Но я ведь о губительности красоты, не так ли? Так вот у серой красотки оказался жесткий нрав. В буквальном смысле: мягко стелет, да жестко спать. То есть ездить. У моего спорткара обнаружилась такая жесткая подвеска, что американская дорога тут же превратилась в советскую: все твои трещинки, все морщинки (не говоря о рытвинах-песенках) моя спина переживала как стиральную доску в коммуналке на Красной коннице.
И как очень скоро выяснилось, исправить ничего было нельзя: жесткая подвеска Кроссфаера была гарантией устойчивости на дороге. Только понизить давление в шинах вдвое меньше нормы, и все. А так мне эта устойчивость была по барабану, я последний раз гонял с риском для дурацкой жизни, когда за 9 часов в 1986 доехал с Аликом Сидоровым от Москвы до Старого Крыма на бежевой "семере".
Что делать. Любая красота - прикладная. Она нужна не в общем, а только как инструмент: рост баскетболиста, трапециевидные и бицепсы гимнаста, длинные стопы ног и объемные плечи пловца. Красота изложения для убедительности. И жесткая подвеска у машины, чтобы ставить рекорды скорости. А если не хотите ставить рекорды, то не заглядывайтесь на спортивных красоток. Вам она нужна не для понта, а для жизни. Как и красотка, в принципе. Жопа чтобы рожать, груди чтобы кормить потомство, а красота в юности, чтобы соблазнить вас на эти и другие подвиги.
Короче, я поддался очарованию броской внешности и взял в дорожные жены модель, которую только глупым друзьям показывать и хвастаться, а так словом не перемолвишься: не о чем и нЕзачем. Да и хвастаться мне не перед кем: друзья, красавицы, язык и прочее (как кажется иногда) – за океаном. Тут только возможность жаловаться и хвастаться дистанционно. И танцевать вокруг своей писаной торбы.
Итак, я остался с носом. У меня машина, как русалочка на ноже: не очень сильная боль в спине только на идеальном покрытии хайвея (а его нет, идеального, ни в одном штате). Во всех остальных случаях - мука мученическая: пока едешь – еще ничего, терпимо, хотя я дорогу выбираю не по расстоянию, а по качеству покрытия; домой вваливаешься с мечтой об обезболивающем.
Но обезболивающим (пусть и с уменьшающимся диапазоном действия) является то облако восторга, в который погружает меня моя игрушка почти в любом месте, где я остановлюсь. В моей одинокой жизни (жалоба на прощание), это почти единственный вид неслужебного диалога: и почему я Шуйского не вижу среди здесь? Возле тут, возле тут.
! Орфография и стилистика автора сохранены
